[souny]

Не уверена, что это сюда можно, потому что текст не про Борджий, но вроде исторический период подходит.

Название: Без названия
Автор: джентльмен с волосами, как пух на чертополохе
Бета:  TimmiT
Фэндом: история
Рейтинг: PG
Жанр: джен
Размер: мини (1629 слов)
Персонажи/Пейринг: Роберто Малатеста, Федериго да Монтефельтро, упоминается Сиджизмондо Малатеста.
Примечание: Роберто Малатеста, старший сын Сиджизмондо Малатесты, тирана Римини, однажды сбежал от родного отца к его любимому противнику — Федериго да Монтефельтро, герцогу Урбино

Отец ничего ему не говорит. Просто бьет по лицу так, что Роберто не удерживается на ногах и опрокидывается на спину. Второй удар приходится в живот. Третий – снова в лицо. Роберто жмурится и даже не пытается прикрыть хотя бы голову. Роберто знает, что вздумай он сопротивляться сейчас – и его жизнь оборвется чуточку раньше. Краем уха он слышит визгливые завывания Изотты, которая виснет у отца на руках и просит за него, за Роберто. А еще он слышит тихий смешок Салюсио и обещает себе этого не забывать.
Роберто с трудом поднимается на ноги, размазывает по лицу кровь из разбитого носа и опускает глаза. Отец в ярости из-за него уже второй раз за последние два года. Роберто думает, что вызвать неудовольствие отца дважды и остаться в живых – это такая роскошь, которой не может себе позволить даже Салюсио. А Изотта все плачет и плачет у отцовских ног, обнимает пропыленные голенища, упрашивает о чем-то тонким, полудетским голосом. Дрянь, думает Роберто. Ведьма. Рыжая, лицемерная шлюха.
— Я простил вам Фано, сын мой, — отец не глядит на него, отводя от себя руки Изотты. На мысках сапог у него кровь, на рукавах платья Изотты тоже. Всюду кровь, его кровь, кровь Роберто.
— Так какого дьявола, — срывается на крик отец, — ты отдал Чезену этому ублюдку Монтефельтро? Ты, щенок, ничтожество, ублюдок!
Изотта кидается между ними, заламывает руки, будто это когда-то могло остановить хоть кого-то из Малатеста.
Бежать, думает Роберто, бежать без оглядки, прямо сейчас. Салюсио таращится на него сквозь рыжие прядки и растягивает в бессмысленной улыбке широченный рыбий рот.
Роберто помнит, как он плакал, когда был совсем маленьким. Как Роберто хотел его убить. Это было бы просто – выпутать заходящийся криком комок из пеленок и разбить о стену. А потом перерезать горло его матери. Салюсио похож на Изотту. За одно это его так любит отец. За одно это его следовало бы растоптать в пыль.
Роберто облизывает губы, ему мерещится сытный соленый привкус крови, не своей – чужой.
— Пошел вон, — говорит отец. — Поговорим завтра.
Роберто кротко склоняет голову и уже в коридоре нарочито громко велит слугам приготовить себе постель. До спальни он не доходит, спускается вниз, к кухням, проходит мимо дымных очагов, и дальше — через двор и в город. С сожалением оглядывается на конюшню, но конному из города выбраться сложнее. Если он уйдет пешком, лихорадочно соображает Роберто, его пропажу не обнаружат дольше.
Оказавшись за воротами, он прикладывает руку к груди, стараясь унять бешено стучащее сердце. Роберто оглядывается на Римини и клятвенно обещает себе, что вернется и возьмет принадлежащее ему.

Он добирается до Урбино в промозглых октябрьских сумерках, и город, что растет из верхушки холма, кажется ему неприступной тюрьмой. Роберто мучают дурные предчувствия, но он слишком замерз и слишком устал бояться за свою жизнь.
Стоило бы объяснить Монтефельтро цель визита, но отчего-то Роберто не может сказать ни слова. Слова топчутся на кончике языка, онемевшие от холода губы не выпускают их наружу. Сейчас, думает Роберто, Монтефельтро его либо убьет, либо отпустит на все четыре стороны, что, в общем-то, одно и то же.
Но Монтефельтро верен себе. Он расстегивает плащ и набрасывает его на плечи Роберто. Монтефельтро смотрит строго.
Роберто вцепляется в бархатную ткань так, будто это единственное, что удерживает его от падения в пропасть. Роберто совершенно нечего терять.

Он отогревается, отмокает в горячей воде, отсыпается в мягкой постели. Боль и лихорадка выходят с потом, и Роберто стряхивает его со лба раскрытой ладонью. Злоба сворачивается в клубок и посверкивает из темных углов гадючьими изоттиными глазами. Роберто открывает глаза, вдыхает чистый, не отравленный воздух Урбино и тяжело сглатывает. Ему нужно быть благодарным Монтефельтро за спасение, но Роберто благодарным быть никто не научил. Роберто осознает свое шаткое положение, свою зависимость, клянет себя за слабость, и похожий на облитый глазурью пряник Урбино сдвигает вокруг него свои стены, душит в услужливых дружеских объятиях. И бежать ему некуда. Поэтому Малатеста улыбается Федериго и благодарит его, с трудом подбирая слова.

Федериго да Монтефельтро излучает уверенность и надежность. Роберто бы даже поверил ему, если бы не знал, что за этой уверенностью стоит. Герцог Урбино ходит по краю точно так же, как и все остальные, с той лишь разницей, что ему лучше удается делать вид, будто все под контролем.
— Не будьте дураком, Роберто, мальчик мой, — говорит он, потирая крупные морщинистые руки. Они расчерчены шрамами, и это сильно портит образ добродушного старика. — Ваш отец вам не по зубам. Более того, он не по зубам мне. И всей Италии. Помните, чем кончилась последняя попытка его образумить?
Роберто помнит. И зябко пожимает плечами. Рядом с Федериго ему хочется выплюнуть режущие губы удила и упрямиться так, будто он, Роберто, сын герцога Урбино и может позволить своей молодости взять верх над здравым смыслом. Роберто надоело быть благодарным за добро. Он все чаще думает, что это подачки.

— Вы вернетесь домой, когда наступит удобный момент, — говорит Федериго и кивает на город у подножия замка. Город маленький, меньше Римини. Роберто тесно в нем.
— Поверьте мне, мой мальчик.

Роберто хочет сказать ему, что момент уже наступил, что отец мертв, и что он свободен. Но вместо этого Роберто едет в Рим – подтвердить нежданное чезенское наследство. Папа любит Роберто Малатесту, друга и союзника герцога Монтефельтро, беглого сына ненавистного всей Италии отца. Конечно, он подтверждает права на Чезену. Конечно, он не учитывает, что город принадлежит Монтефельтро, а Роберто молчит – это его возможность отплатить за брошенное в лицо подаяние.
— Зря вы так, — укоризненно качает головой Федериго, брезгливо подбирая полы плаща.
Роберто смотрит на него снизу вверх, исподлобья, дышит прерывисто – воздух проникает в грудную клетку и причиняет боль; ему, кажется, сломали пару ребер. Но попытаться-то стоило, шепчет на ухо злоба, попытаться стоило. Ты не должен ему, Роберто, ты ничего не должен.
— Нельзя кусать руку, которая вас кормит,— Федериго хмурится и Роберто думает, что сейчас его убьют. – Здесь не Римини, Роберто, здесь Урбино, а в Урбино привыкли быть благодарными за добро.

В камере воняет мочой, кровью и гнилой соломой. Отец оказался жив, Чезена ушла из рук вместе с отрядами Монтефельтро. Бежать некуда, и помощи больше никто не даст. Роберто впервые за долгое время дышит полной грудью – долг больше не стесняет его, а уязвленная гордость наконец-то молчит. С мертвых нет спроса, мертвые никому ничего не должны.
Роберто смотрит, как Федериго выходит из камеры, и гадает, когда именно его казнят. Гадает ровно до тех пор, пока обитая железными полосами дверь не открывается перед ним. Федериго да Монтефельтро упорно пытается разглядеть в Роберто нечто большее, чем в нем есть на самом деле. Федериго да Монтефельтро, с выстраданной озлобленностью думает Роберто, решил завести себе ручного волка.
Малатеста выходит из тюрьмы с благодарной улыбкой – он прилежный ученик, и еще раз так не ошибется. Герцог Урбино ему не по зубам. Герцог Урбино швыряет ему милость и благосклонность, как подаяние нищему. Они застывают друг перед другом, как фигуры на фреске. Возвращение блудного сына, беззвучно шепчет Роберто. А Урбино ликует. Урбино падок на трогательные зрелища.

Тяжелая, надежная рука Федериго на плече придавливает его к земле, как поставленная на грудь наковальня. Ему никуда не деться от благодарности, ему никуда не деться от Монтефельтро.
— Улыбайтесь, Роберто, — говорит Федериго, — ваше время еще придет.
Если бы Роберто только мог убить дорогого благодетеля, если бы он только мог. Ночами он скребет пальцами по горлу, раздирая ворот рубахи, но это не ослабляет петли благодарности на его шее.

— Вы слишком герой, слишком, — Федериго качает головой неодобрительно.
Отороченный мехом воротник его мантии поблескивает на солнце. Пахнет плесенью. Над городскими крышами спугнутая колокольным звоном кружит стая голубей. Мир, мир, мир.
Прости, беззвучно шепчет Роберто, прости меня, Господи, ибо я согрешу.
— И вы упрямы, — герцог улыбается, от углов глаз к вискам разбегаются морщинки. — Мне это нравится. Через восемь лет моя Бьянка достигнет брачного возраста, но помолвку можно заключить уже сейчас.
Бьянке шесть лет. Она зовет Роберто братом. Баттиста почти зовет его сыном. Весь Урбино считает его своим. Роберто сжимает челюсти, отчего на скулах начинают перекатываться желваки.

Злоба, что живет внутри него, зреет и крепнет с каждым днем. Она бродит там, глубоко, под сердцем, день за днем. День за днем Роберто стискивает зубы все крепче и ждет, ждет. Выжидает момент поудобнее, ловит новости из Римини жадно, как умирающий от жажды ловит капли дождя на язык. Говорят, отец плох. Говорят, отец не собирается умирать. Роберто мечется по землям Урбинского герцогства, провожаемый насмешливым взглядом их хозяина.
— Знаете, мальчик мой, — говорит он Федериго однажды, — о лучшем сыне, чем вы, я и мечтать не смею. Какая жалость, что вас воспитывал тот, кто так и не смог оценить ваших достоинств.
— Так усыновите меня, — пожимает плечами Роберто. — Папа к вам благосклонен. Не посмеет отказать в такой малости.
Федериго смеется хрипло и отрывисто, как старик, и вытирает выступившие от смеха слезы – Роберто душит раздражение, с которым он справляется все хуже и хуже.
— Мой мальчик, я не совершу такой глупости. Вы сын своего отца, а я, несмотря на преклонный возраст, еще надеюсь пожить и выдать замуж хотя бы половину моих дочерей.
Роберто тоже смеется, впервые понимая, насколько Монтефельтро ему не враг. И если бы не проклятая затхлая благодарность, они могли бы стать друзьями. Они могли бы вместе пойти войной на отца. Роберто уже почти не чувствует злости, но знает, что она где-то да есть.

— Ступайте в Рим, — говорит Монтефельтро. – Ступайте в Рим, мой мальчик, и просите Римини себе.
Роберто сглатывает бешенство и благодарит покровителя. Отец мертв, на этот раз мертв совершенно точно, в Римини заправляет Салюстио, а Папа расположен к выкормышу Монтефельтро. Федериго укутывает его своим одобрением, как когда-то укутал в свой плащ, Роберто даже ничего не приходится делать – дорога в Рим широка и накатана, выстелена благими намерениями. Он целует папскую туфлю и улыбается одними губами – в последний раз.

Перед воротами Римини он спрыгивает на землю и передает поводья оруженосцу. Роберто хочет войти в город пешком – так же, как ушел из него когда-то. Он вдыхает провонявший кислым страхом воздух, чувствуя, как перестает сжимать горло постылая благодарность. Роберто смеется. Он дома. Наконец-то он дома.